Не будет счета моим потерям, не будет счета моим победам... Потомки скажут: он не был верен, он не был светел, он не был предан. Не будет правды в словах и жестах - но им по нраву сие отчасти... Никто из этих ревнивцев чести не вспомнит позже: он не был счастлив.
Занавешены окна - не надо ни ветра, ни солнца, И засов на дверях затворенных угрюм и тяжел. Он, конечно, не верил, что сын, уходя, обернется, - Он был прав. Но кому от такой правоты хорошо? Эта сдержанность кажется странной и даже картинной, Словно к каждому жесту он хочет добавить еще: Уверяю вас, сын мой, мне очень неплохо без сына, Так что я не прощу вас - и быть не желаю прощен.
Мне не нужна тетрадь твоих стихов - мол, посвящу тебе и вдох, и выдох! Я поняла: великая любовь - и та приходит в самых разных видах. Я поняла, что истина - в вине, взаимной и отпущенной, но все же... Я поняла. И что не нужно мне - теперь зачем-то кажется дороже. А в темноте неслышно моросит осенний дождь. И только остается Принять, и не желать, и не просить ни больше и ни меньше, чем дается.
Арандиль (ОС, раскаявшийся феаноринг, который пошёл с Финродом)
Наша эстель осталась в далеком прошлом, наша амдир уже ничего не значит. Умирать героически - это пошло, но опять же - нельзя умереть иначе. Наша гибель одобрена кем-то свыше - я бы даже заметил: не только наша. Притворимся, что мы до сих пор не слышим стук когтей в подземелье одной из башен. Притворимся, что это кому-то нужно, кроме нас и тебя, о могильщик Намо! Прибери обнаженные наши души, а с телами враги разберутся сами. Я сказал бы тебе, как на белой мачте окровавленный парус бывает страшен... Плачьте, валар, так искренне, горько плачьте над убитыми мной - попущеньем вашим. Знаешь, что... Отпусти меня, Намо, между - даже высшая милость, и та конечна, И пребудет превыше твоей надежды безнадежная скорбь виноватых вечно.
Вроде бы весел. И вроде привязан к дому. Вроде в саду серебристо смеются дети. Вроде бы солнце все так же спокойно светит. Вроде бы в жизни и места-то нет другому... Кажется, счастлив. И это не так уж мало - В наше-то время - и это нежданно много... Только тревожит которую ночь дорога - Та, что уводит к заброшенному причалу.
Сколько раз ты снился мне, белый город! Сколько раз ты виделся миражом, Обелиском в память детей и жен, Умерших меж Аманом и Эндорэ. Сколько раз ты виделся, строгий, гордый! Ты был смысл мой, жизнь моя - или бред? Был таким, как выстроен - или нет? Одному мне виделся - или многим? Воплощен. Чтоб в мрамор теперь одеться, В белый мрамор, в шелк золотой знамен... Семь имен дарю тебе, Семь Имен И одно свое выстуженное сердце.
- Отчего ты бледен, менестрель? Что же твоя флейта не у дел? - Нем я стал с сегодняшнего дня. Любит дочь твоя... но не меня... - Отчего ты бледен, менестрель? Ну-ка спой, как ты певал досель! - Я не петь - сказать иду тебе: дочь твоя замыслила побег... - Отчего ты бледен, менестрель? Или кто задеть тебя посмел? - Государь, не здесь моя душа. Без нее не петь мне, не дышать... - Что ж, иди... В заснеженном бору сел и флейту выпустил из рук. Стелет вьюга мягкую постель.. Отчего ты бледен, менестрель?
Да предчувствуй хоть чего, кто же не дает! Ты предупредишь его? Ты спасешь ее? Прекословить не моги, думать не берись... Даже от больной ноги больше не спастись...
Что ж ты, память, подсунула мне? Поход, превратившийся в Нирнаэт? Я вернулся, единственный из двухсот, опоздав на семнадцать лет. Безрассудством своим никого не спас, осторожностью - не помог. Проводи, Фаэливрин, в последний раз нелюбимого за порог. Отпусти, Фаэливрин, вину мою, это тоже в последний раз. Я назавтра прикрою его в бою, чтобы ты его дождалась.
Эльдар, смешно! Впрочем, что я! Прекрасно! И смело! Мне же, завистнику, только теперь утопиться! Держит одно: ваши самодовольные лица. Должен же кто-то один омрачать вам веселье? Мост грандиозен! Вся мудрость эльфийская в этом! Дальше по логике надо бы строить дорогу К Ангбанду. И позовите меня на подмогу, Я объясню, что куда, и составлю вам смету. Город мой славный! Теперь ты совсем засекречен! Враг за мостом не заметит тебя, хоть он тресни! Город безумный! Огни твои, пляски и песни!.. Ни заслонить тебя, ни образумить мне нечем.
Сам на себя непохож без эпатажа и поз. Невозмутимая ложь - вместо ответа всерьез. Он осторожно кинжал держит на уровне глаз - Ну, и глаголет: "Как жаль, что неудачный баланс". Он ядовит, как всегда, весел на собственный лад, Но говорит "никогда" чаще, чем месяц назад. И не напрасно же мне кажется - это не он... Больше он даже во сне не повторяет имен.
Мы - с землею моей - бессмертные, и как много дано нам от осени... О, леса мои заповедные... О, ручьи мои звонкоголосые... Как нам много, по сути, отдано всепрощения - или бессилия? О, озера мои холодные, бесконечные, темные, синие... О, владенья мои суровые... Не прошу избавленья от боли, но Дай еще одно сердце, новое - это сердце уже переполнено.
Смотри, Хисиломэ, обитель тумана, Смотри, Хисиломэ, в холодное небо... Забытое имя. Мой сын. Аракано. Ушедший в Эндорэ. И канувший в небыль. Мой сын. Аракано. Короткая память... Мы живы, но сразу забыли про цену. Прости нам - еще одну осень над нами, А дальше - еще одну, этой на смену... Смотри, Хисиломэ, обитель тумана, Смотри же в унылое смертное небо. Нас тоже забудут в числе безымянных, Так быстро и так бесконечно нелепо...
Отпусти меня, лжеца и беглеца. Отпусти меня - до самого конца. Отпусти - бросать друзей, искать врагов, Отпусти меня с закатных берегов. Отпусти меня - я все равно предам! Отпусти меня шагать по синим льдам. Отпусти меня к знаменам и мечам, Отпусти меня - я факел, не свеча! Отпусти меня, пора, уже пора. Отпусти меня для песен, битв и ран. Отпусти меня для славы и суда... Отпусти меня - и знай, что навсегда. Отпусти меня. Пойми. Прими. Прости. Обними меня. Прижми. И отпусти.
В небо темное, предосеннее бросить, словно из чувства долга: Не любви я прошу - спасения от себя самого, и только. О, из сил разреши мне выбиться и, не требуя искупленья, Разреши мне уснуть - и выспаться - головой на твоих коленях.
Эта ночь безумной кажется и синей, Лес угрозы шелестит - почти что внятно. Слышишь, брат мой, я сегодня проклял сына, А проклятие нельзя вернуть обратно. И пуста знакомо пахнущая фляга. Впрочем, это ничего еще не значит. Слышишь, брат, забудь, что я сегодня плакал, Потому что феаноринги - не плачут. С силой дерну ворот вышитого платья. Чаша горечи - да будет нынче наша! Доливай мне, Намо! Выпьем за проклятья, Чтобы все они сбывались с проклинавшим.
Нас всех приговорила эта осень всего одной короткой емкой фразой. Я принимаю - медленно, не сразу, но более не задаю вопросов. Я принимаю. Принял. Я покорен. Не я судьбой замечен и отмечен. Я проводил его - и я же встречу, смиренный проигравший в этом споре. Я принимаю все. Мирок наш тесен, и снова кто-то должен быть виновен - Оставь же их двоих с такой любовью, а мне не посылай отныне песен.
Кано, спой мне под вечер. Спой. Сын мой бродит в чужих краях. Он умеет смотреть в упор, он умеет ударить в пах, Он умеет идти вперед, он умеет вести войну, И его уже не вернет исступленное: "Прокляну!" Нет, его не вернут домой ни раскаянье, ни расчет... Я прошу тебя, Кано, пой, Кано, пой мне о нем еще...
Приступ самобичевания - мы в подобном не без навыка. Между нами расстояние - как от Мандоса до Нарога, От моей обычной вялости до твоей чеканной гордости... Не хватило самой малости: лишь решимости да твердости. На границах воют гауры, все стирается и рушится... Дочь моя доныне в трауре по одном из невернувшихся.
Как-то странно сбывается вещий сон, словно в зеркале и - в кривом. Тот бродяга в цепях оказался - он! Но с собою привел - кого? "Фаэливрин?" - а шепот похож на крик, и не можешь взглянуть в лицо. "Фаэливрин!" - безумный адан-старик на коленях перед отцом. "Фаэливрин..." - до чуда совсем чуть-чуть, но накатывает уже: Не к добру появились плечом к плечу двое с северных рубежей...
Не кради ее сердце, Берен, все равно тебя ждет дорога. Путь твой очень давно измерен, да и дел, кроме шуток, много. Что, и совести даже хватит, что, и честность не остановит? Ты адан, ты не нашей стати и не нашей к тому же крови. Князь без войска, без замка тоже, без семьи, без земли, без веры, Будь ты проклят!.. А если сможешь - возвращайся. Удачи, Берен...