Ральфу было слегка за сорок, когда он впервые ступил за порог.
С тех пор он исправно шагает по коридорам, дышит копотью здешних сырых дорог
И читает стены. Лабиринт стихов, загадок, бессмысленных закорючек.
Чтоб, вернувшись в свой кабинет, достать одну из подтёкших ручек
И в блокнот вплести новый ребус. В старый такой блокнот.
Истёртый, потрёпанный, исчирканный второпях вдоль - поперёк, с заметками на полях,
Будто бы на бордюре, - ну, знаете, те же стены да потолок, только в миниатюре.
Надписи там, словно нити, спутанные в узлы, надписи – наши судьбы – связаны воедино,
Р уверен, что каждая – код или пазл, и с завидным упорством ищет подвох в картинах...
А порой, он даже рисует сам. По ночам, украдкой, меняя почерк.
Возвращаясь, прячет пустой баллончик - боится, как бы кто не наткнулся, не догадался.
Не усвоил, наивный, что стены имеют очи,
И не нужно, как в сказках, крови или души без греха –
На стене хватит точки, штриха – считай, договор состоялся.
А он, чудак, ходит шальной, хмельной, со спины – ну, точно, мальчишка.
Было сорок? - любуйтесь: сегодня пятнадцать с лишком.
Только зря он чертовски гордится, так безмерно собою доволен:
В эти вещи нырять с головой не годится – уж я-то знаю.
Доигрался – теперь не уйдёт на волю.
Здесь время вьется, как роспись по стенам, потолкам и карнизам,
Пока на чьей-то шее не затягивается петлёй, потакая законам – капризам – Дома...
И отныне беда Ральфа в том, что на Дом не подашь ни в один городской суд.
А, между тем, даже если здание снесут и останки по крупинке развеют, спалив дотла,
На нём - неизбежная пожизненная кабала.
Но самое страшное, что вину не свалить ни на кого из ребят,
Оттого-то, небось, он и злится в разы сильнее, что на себя.
(с) shurshunchik