За десять лет мы неплохо спелись. Один – инквизитор. Он чует ересь.
Второй – генерал. Волевая челюсть и взгляд холоднее военных зим.
За каждым из нас три кольца охраны, вокруг невеселая панорама,
И даже любовницы смотрят странно, когда мы на часик заходим к ним.
Мундир тебя красит, а страх – ни капли. Но ты за советом пришел, не так ли?
Скажу тебе: мы безнадежно влипли, и лучше на запад отправь семью.
В тебе – ни единой негодной мысли, я это ценю. Но мечи повисли
Над шеей шефа. Не вижу смысла им подставлять еще и твою.
Смотри: мы сидим на старинной вилле, моргая от въевшейся в стены пыли.
А как я хотел, чтоб меня любили – и те, кто платит, и мой народ.
Концепты были изящней кружев, как жаль, что теперь этот дар не нужен,
И на элиту наводит ужас каждый рискованный поворот.
Мой мальчик, увы, это дело глухо, вокруг неприглядность, война, разруха,
Корабль направил на скалы брюхо, и нет надежды исправить курс.
Мы с каждым шагом все глубже вязнем, и смотрим друг в друга почти с боязнью,
И тешимся видом публичной казни, и маемся тяжестью наших уз.
О чем ты не думал, вступая в орден? О том, что история даст по морде?
О том, что реальность мечту испортит, как крепко мы ни были б ей верны?
А власть хороша, но триумф недолог. Мне чудится холод стальных иголок.
Ты знаешь, я все-таки идеолог, и чувствую близкий конец страны.
Весна будет хуже, чем мы боялись. От сводок министры приходят в ярость,
Столичной оперы верхний ярус вчера обвалился. Кто строил, а?
Все плохо с горячей водой и светом. Дороги? Забудьте о них до лета.
Но ты приезжаешь и ждешь совета. И я обречен подбирать слова.
Рассматривай это как твой экзамен, мой мальчик, держись и будь тверд, как камень.
Лицо твое видят десятки камер, в прямом эфире не вешай нос.
Единственный шанс, если клятву помнишь, что дьявол нам все же предложит помощь.
А нет – мы посмотрим в глаза чудовищ, и кто оробеет – еще вопрос.
(с) Анна Федорова