В ряд у дворца - три тени и три судьбы.
Каждый решился сам на подобный пыл,
Каждому - долгий век и тупая боль,
Каждый не может справиться сам с собой.

Первым Страшила Мудрый толкает речь.
- Гудвин, товарищ! Вели мне мой мозг отсечь!
Я не готов, не буду, я не хочу!
Дай мне пожить безмозглым еще чуть-чуть...
Раньше я был счастливей - в сто раз, в сто крат!
Верил, что гиблый Запад вершит разврат,
Женщинам - жизнь на кухне, врагам - в аду,
Знал я, что геи тоже туда пойдут,
Пил по субботам под новый убойный хит,
В церковь ходил, чтобы выкупить все грехи,
Крал и юлил (а что же - воруют все!)...
Все ничего бы, да всунули мозг в отсек.
В ту же секунду я думать о многом стал,
Понял, что жизнь сера и насквозь пуста,
Стерлась улыбка с губ, потемнел мой взгляд.
"Будь позитивней, друг!", - мне вокруг твердят.
Горько смотреть на мир и на гнет страны.
Громко я стал страдать, ну а громче - ныть.
Я потерял покой и своих друзей,
Власти за мною стали с лихвой глазеть.
Счастье мое распадается на куски.
Гудвин! Прошу! Молю! Забери мозги!

Следом за ним ступает стальной гигант.
- Гудвин, прошу я - сердце возьми назад.
Я не могу, не нужно, меня гнетет!
Лучше, как раньше - бесчувственный, горький лед...
В прошлом цвели прохладой мои уста,
Я не умел испытывать боль и страх,
Я не хотел любви, не желал жалеть,
Было нельзя меня превратить в желе,
С силой жену за волосы я таскал,
Не нападала вечером вдруг тоска,
Слезный канал от безумия не сырел...
Все ничего бы, да сердце зажгли в дыре.
В ту же секунду из носа - вода и слизь,
С болью порывы грусти во мне зажглись,
Стало мне стыдно, и страшно, и черти-что,
Взвился от паники жуткий душевный шторм.
Я полюбил весь мир (в том числе и грязь),
Чувства дарю я, но топчут их все, смеясь.
Сотни депрессий, комплексов, мечт и бед...
Врач говорит: "Надо в клинику, друг, тебе".
Снова хочу быть бесчувственным и большим.
Гудвин, как сердце сжечь? Я молю - скажи!

Третьим выходит Лев, а из пасти - пар.
- Гудвин! Услышь меня! Отними свой дар!
Это - чужая участь, а не моя.
Храбрость влила в мой дух только грех и яд.
С год (ну, а может, два, полтора назад)
Трусостью нежно пели мои глаза,
От одного лишь крика я тихо стыл,
Все мне казалось в мире таким простым,
Мне не хотелось биться и бунтовать,
Райским смирением пахла былая стать,
Жил я вполне спокойно - мечтал, старел...
Все ничего бы, да храбрость схватила в плен.
В ту же секунду в мыслях - больной щелчок.
Понял, что не хочу быть порабощен,
Вышел с толпой на митинг в урочный час,
Громко и беспощадно в рядах рыча.
Вмиг окружили власти меня рядком,
Бросили за решетку, сожгли мой дом.
Скоро - мой самый первый зловещий суд...
Бремя мятежных сил я в себе несу.
Каждый мой день - это плач о моей борьбе.
Гудвин! Продай мне зелье от этих бед!

Гордый волшебник прячет улыбку прочь.
- Здравствуйте. Очень жаль - не могу помочь.
Видите мелкий шрифт - "запрещен возврат".
Действует, будь хоть брак или конфискат.
Это - не наша прихоть. Таков закон.
Выйдите, дорогие, отсюда вон.

В ряд у дворца - три тени, тоска и муть.
Каждый - своей тропой на единый путь:
Каждого ждет рубашка и два врача
В маленьком доме из желтого кирпича.

(с) Марья Мировая