Август крадётся неслышно, как ниндзя в кино.
Август кусает, внезапно напав из засады.
Стоит немного замешкаться - ты без штанов
Тщетно пытаешься вспомнить, как звать тело рядом.
Август - звенящая похоть, кипение вен,
Спелое яблоко, неутолимая жажда.
Время гранёных стаканов, исписанных стен.
Пьяный не каждый второй или третий, а каждый.
Август заманчив и лжив, как прозрачный дымок.
Он вызывает аддикцию хуже, чем хмурый.
Только шагнёшь, и по шею «увяз коготок».
Строчку напишешь - уже не спасёт редактура.
Август сшибает все ритмы, он толст и ленив,
Не любопытен до самой беды, до порога:
- Ай, отвалите, я млею, мне не до хуйни!
Осень? Да это когда ещё будет, ей-богу.

(с) Олег Боричев

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но все же, все же, все же...

(с) А. Т. Твардовский

В любых делах при максимуме сложностей
Подход к проблеме все-таки один:
Желанье — это множество возможностей,
А нежеланье — множество причин.

(с) Эдуард Асадов

Это было давно, да запомнилось людям навек.
Жил в деревне лесной старый дед с бородою как снег.
Кособочился тын пустоватого дома вокруг:
Рано умерли сын и невестка, но радовал внук.
Для него и трудил себя дед, на печи не лежал,
На охоту ходил и хорошую лайку держал.
Внук любил наблюдать, как возились щенки во дворе:
Чисто рыжие — в мать и в породу её матерей.
Но однажды, когда по-весеннему капало с крыш,
Вот ещё ерунда! — родился чёрно-пегий малыш.
«Знать, породе конец! — молвил дед. — Утоплю поутру...»
Тут взмолился малец: «Я себе его, дед, заберу!
Пусть побудет пока, пусть со всеми сосёт молоко...»
Но пронять старика оказалось не так-то легко.
Вот рассвет заалел... Снились внуку охота и лес,
Дед ушанку надел и в тяжёлые валенки влез.
Снился внуку привал и пятнистая шёрстка дружка...
Дед за шиворот взял и в котомку упрятал щенка.
«Ишь, собрался куда! Это с пегим-то, слыхана речь!
Что щенок? Ерунда! Наше дело — породу беречь.
Ну, поплачет чуток, а назавтра забудет о чём...»
... И скулящий мешок канул в воду, покинув плечо...
«Вот и ладно...» Хотел возвращаться он в избу свою,
Тут внучок подоспел —и с разбега — бултых в полынью!
«Что ты делаешь, дед! Я же с ним на охоту хотел...»
Внук двенадцати лет удался не по возрасту смел.
Только ахнул старик... Не успел даже прянуть вперёд,
А течение вмиг утянуло мальчонку под лёд.
Разбежались круги в равнодушной холодной воде...
Вот такие торги и такая цена ерунде.
Без хозяина двор, догнивает обрушенный кров...
...А в деревне с тех пор никогда не топили щенков.

(с) Мария Семёнова

Если уж жить, то ломая оси, чтобы без планов и чертежей.
Мэнди двенадцать, и скоро осень – лето застыло на рубеже.
Папа из рейда вернется скоро, мама на кухне печет пирог:
Мэнди бежит через сонный город, не разбирая почти дорог.
Мэнди бежит, и бродяга-ветер путь выстилает в сухой пыли.
Сколько чудовищ живет на свете, столько представить не все б смогли -
Только одних подкроватных монстров целая стая – поди проверь.
В зверя поверить не так уж просто даже когда он стучится в дверь.
«Не существует чудовищ, детка, мирно ложись и закрой глаза».
Мэнди влезает по длинным веткам (ох, что бы мама могла сказать)
И, угнездившись в развилке кроны, ищет в кармане отцовский нож.
Мэнди не верит, вообще, в драконов, только вот этот на них похож
Так, что никак не назвать иначе – тонкие крылья и длинный хвост.
Сам-то размером с футбольный мячик, но для драконов не важен рост.
Чудище чавкает бутербродом, Мэнди неловко кромсает сыр.
Свойство драконьей шальной природы - это заполнить собою мир,
Так, чтоб без края и без остатка, так, чтобы солнце собой закрыть.
"Я ненадолго уеду, ладно? Ты же сумеешь один пожить?
Знаешь, неделя - совсем немножко, и не заметишь, как пролетит."
Девочка чешет его, как кошку. Зверь улыбается и урчит.

Школа, экзамены, споры, сборы – в новую жизнь пролегла тропа.
Первый семестр начнется скоро, что-то подкинет еще судьба.
Два чемодана, один – с секретом, папа билет отдает, смеясь
«Толку тебе от моих советов! Не забывай выходить на связь.
Страшно подумать, моя малышка...» Мэнди вбегает в пустой вагон.
Криков прощаний совсем не слышно, поезд уже завершил разгон.
Мэнди, конечно, немного страшно, только пора бы уже взрослеть -
Этой дорогой проходит каждый, кто вознамерился улететь.
Вот и приезд, остановка, площадь, тесный автобус, недолгий путь:
Комнату лучше бы чуть побольше, ну да и это уже не суть.
К ночи на улице холоднее, жаль, что нельзя затворить окно -
Ночью драконы сильней и злее, да и на улице никого.
Днем – отсыпаться в дорожном кофре, эдакий домик вполне хорош.
«Надо купить поводок и коврик, ты за собаку уже сойдешь.
Только приклеить немного меха, крылья убрать и обрезать хвост!»
Черному зверю гулять не к спеху, пусть лучше Мэнди почешет нос.
Жизни дракону, конечно, мало, сколь бы велик не отмерен срок.
Мэнди ложится под одеяло, зверь засыпает клубком у ног.

Время срывает с деревьев листья, носит листочки календарей.
Мэнди сегодня опять не спится. Впрочем, бессоннице много дней.
Врач объясняет про стресс и кризис, муж - всё про бредни, мечты и блажь.
«Вечно витаешь в какой-то выси, много ли толку с таких мамаш?
Дочка – и то позабыла сказки, строит карьеру, живет умом.
Мэнди хранит под кроватью краски, летом на дереве строит дом,
Ладит кораблики из бумаги, кормит у леса крикливых птиц.
«Милая, все мы немного маги, нет во вселенной глухих границ.
Надо глаза распахнуть пошире…» Дочь улыбается и молчит.
Все, что нам стоит узнать о мире, он непременно нам сообщит –
Благо, наука сейчас на взлете. Мэнди с дивана снимает плед.
В этом тоскливом сыром болоте можно протухнуть за столько лет.
Вот и дорожка – знакома с детства - к старому тису, в кольцо корней.
Пледом накрыть потайное место, снедь из пакета достать скорей.
Тень затмевает собою небо. «Ну, наклонись, я печенья дам».
Чудище рыкает зло, свирепо и припадает к её рукам.

Стылый февраль порошит устало снегом за шиворот и в глаза.
Бабушки Мэнди вчера не стало – папа об этом сейчас сказал -
Больше не будет ни игр, ни баек. Эмили прячет ладони в шарф.
Эмили десять, она-то знает мамин крутой и упрямый нрав:
«Бабушка просто чудная, детка, ты лучше в сказки её не верь.
Ну не гнездятся драконы в ветках – это вообще небывалый зверь,
Да и в полях не порхают феи». Девочка держит в руке листок.
«Эмили. Важно. Прочти скорее. Путь – через улицу, на восток».
Если бежать, то почти не страшно. «Влево у прачечной и вперёд».
Эмили мчится, и ветер пляшет – камни, канава, прыжок, полёт –
Эмили будто бы держат крылья. Вот и виднеется старый парк.
«Тис-то, конечно, давно срубили, но для знакомства сойдет и так.
Только возьми колбасы и хлеба и не пугайся его когтей».
Девочка тянет ладони к небу, кто-то спускается с неба к ней.

(с) desand

По небу летят утки. Летит уголком стая.
Мне хочется к ним жутко. Они же – на Юг, знаю.
Они зимовать будут в каком-нибудь там Чаде,
А я тут бумаг груду лопачу жратвы ради.
Их будут кормить дети, им будут махать руки,
Им солнце всегда светит. Я к уткам хочу, суки!
Я к уткам хочу, гады! Чтоб стала мечта – былью!
Свободы хочу ради! И чтоб за спиной – крылья!
И чтоб вместо ног – лапки, и чтобы как все – крякать
И чтоб – не нужны тапки, и чтоб – нипочем слякоть!
И чтобы моя Нюся (она, как и я, утка)
Ушла б от меня к гусю, а я бы страдал жутко.
И чтоб я летел, плача в красивейший день, летом
И тут бы в меня, значит, предательски, влет, дуплетом.
Мой трупик несет Бобик, хозяин его хвалит,
Утятница – мой гробик, стакан до краев налит.
В живот насуют яблок и салом натрут шкурку
А после – сожрут, падлы, а после – споют «Мурку»…
А после – еще песню про то, как «летят утки».
Я – так не хочу. Честно. Мне даже чуть-чуть жутко.
Я лучше куплю водку, я лучше попью сутки,
Я знаю теперь четко: не надо мне быть уткой!

P.S. Все ужасно в жизни зыбко. В общем, я хочу быть рыбкой!

(c) orlusha

Смерти нет.
В прошлом месяце вся истратилась, новой больше не завезли.
Есть ноябрьский дождь и насыщенный запах сырой земли,
Предрассветный туман и немного тоски по чужому дому -
Кроме этого нет ничего, увы.
Возвращайся домой и в ответ говори любому:
Смерть закончилась, можно стать наконец живым.

(с) Rowana

Светлая осень, прозрачная грусть,
Лесу язык твой знаком наизусть.
Листья срываются с веток в дожди,
Шепчут деревьям последнее: "Жди..."
Время тревог, время долгих разлук,
Налитых туч нависающий круг.
С нами прощаясь до лета, дожди
Шепчут прощальное, тихое: "Жди".
Золото листьев смешалось с землей,
В мертвых полях пустота и покой.
День леденеет - зима впереди!
Слышишь? Снежинка шепнула нам: "Жди!"
Что же, и наши пути разошлись.
Так рассудила кудесница-жизнь...
Сердцем лечу к тебе через дожди,
В шелесте капель - извечное: "Жди!.."

(с) Дара Ливень

снова чертов ноябрь, мой конвойный и надзиратель.
кто-то вновь сообщил, что я выжига и предатель -
вон, с соседней клетки бросает взгляды наискосок.
здравствуй, хмурое утро расстрела, финальной точки -
память стынет в холодной камере-одиночке,
а задумчивый взгляд ноября устремлен в висок.

как ты там? - раз в недели две отправляю почту,
экономлю слова, уповая на междустрочья,
но о главном молчу бессовестно даже здесь;
а меня и не просят больше ни в чем признаться,
тут я списан, забыт, подставился, расписался -
что, да будет тебе известно, благая весть.

вновь стараюсь для всех быть вежливым и спокойным,
но срываюсь, лежу, повернувшись к стене, на тюремной койке,
чтоб не видеть чужих беззащитных ртов, обнаженных лиц;
мысли, будто клопы, мельтешат везде, не дают покоя -
десять шкур отрастил, а кусают за нежное, за живое,
и не вытравить этих маленьких кровопийц.

...устаю вдруг брести от камеры до расстрельной -
сигарета кончается ровно на предпоследнем,
а вокруг, не поверишь, так снежно и ни души;
выстрел; падаю ниц с хлопком и молчу - ну, хватит?

а декабрь сжимает меня в ледяном захвате
и твердит - ты дыши, мой хороший, дыши, дыши

(с) attaya

В ноябре наступает время горячих сердец,
Жаркой крови, кипящих мыслей, горящих глаз.
Ведь оставшийся без огня в ноябре - мертвец,
А из сердца его торчит изо льда игла.
В ноябре вещи проще, грубее, под стать ему.
Для излишеств и пышной роскоши есть июнь,
А в июне весь мир окружающий юн и мудр,
И ты ходишь в травах по бедра, и глуп, и юн.
А ноябрь для смыслов простых и идей простых,
Словно свежий хлеб, словно старый железный нож.
Прочитай, запомни, тверди же до хрипоты:
Если ты уйдешь в одиночку, то ты умрешь.
Если ты забудешь огниво, то ты умрешь.
Если ты не запомнил правил, то ты умрешь.
Ляжешь где-то у речки под шепот холодных вод,
С легким инеем на ресницах, с иглой в груди.
Лучше помни ноябрьских правил короткий свод,
Не забудь огниво, наружу не выходи.
В ноябре я приду, проведу тебя в небеса,
Не смотри, что торчит под курткой в моей груди.
Ты сумел бы и сам, но не нужно, не пробуй сам,
Жди меня у огня, пока я брожу один.