И снова фрегаты садятся на мель, и всё в этом городе - снова на нет,
И где-то вдали раздирает метель расплывчатый силуэт.
Ах, вот, полюбуйтесь - заносчив и смел, двухцветная куртка, идет он, бредет,
И шапку он снова, видать, не надел, забывчивый идиот.
Зовут его Коля, а может - Семен, таких в каждом городе больше, чем рать,
Почти адекватен и в меру умен, он хочет весны и спать.
Уставшее небо блестит февралём, в кармане покоится пачка "Пэлл Мэлл",
И в этой зиме он парит королем, плевать он на все хотел.

Мобильник трезвонит, снег - круче и злей, звенит от натуги стальная струна,
Со вздохом он смотрит на тусклый дисплей: "О боже, опять она..."
В динамике голос, атласно-красив, "Ну где ты, любимый, я только пришла...",
Но он прерывает, в ответ процедив: "Прости, у меня дела".
Он месит ногами замерзшую гладь, почти адекватен, заносчив и смел,
Он хочет весны и еще хочет спать, плевать он на все хотел.

От острой тревоги разжалась рука, и, словно сквозь чей-то полуночный сон,
Он вдруг увидал пред собой старика, в двухцветной куртке, как он.
Старик тот стоял у распахнутых врат, за ними - Эдем и жемчужная мгла,
Но мудрый архангел сказал ему: "Брат... прости, у меня дела...."
"Ты жил очень верно, точнее - никак, почти адекватен, заносчив и смел,
Зачем тебе райские кущи, чувак? Плевать ты на рай хотел!"

А снег так и льется холодной рекой, и ветер смеется ему в унисон,
А парень все шепчет - "Нет... я не такой...", ища ее телефон.
Вдруг где-то за тучами - первый просвет, он сильно, до боли, сжимает кулак,
Он страшно боится услышать в ответ: "Прости, у меня дела".
Но сердце поет, и поет, и поет, сквозь злобу, усталость, забвенье и ложь,
Ведь слышится в трубке голос её. "Я дома. Когда придешь?".

Бежит, спотыкается, снова бежит, и, беззлобно ругаясь на талый лед,
Он жив - черт возьми, он конечно же жив, впервые за этот год!
Фрегаты - все так же садятся на мель, и те, кто искал, не находят ответ,
Но к городу, где бушевала метель, сегодня пришел рассвет...

(с)  Джек-с-Фонарём