есть, говорят, на дальних островах, где зеленей холмы и небо шире,
такие деревеньки небольшие. их жители скупятся на слова,
поджары, темноглазы и быстры, и смотрят, словно долго ждут чего-то...
по осени, когда горят костры, приходит к ним Великая Охота.
Охота, что древней иных миров! пьянее хмеля, жарче губ любимой!
охотников зовет чужая кровь, они летят, петляя меж холмов,
и горе тем, кто повстречался с ними.
убьют? возьмут с собой? лишат ума? даруют скачку, дикую, как счастье?
не знаю. но назад не возвращался никто из тех, кто ночь застал в холмах.
лишь раз в году, под вечер ноября, раздастся стук копытный у ограды.
и встанут у деревни, как парадом, пришельцы на диковинных зверях.
один - как конь, но ног - считай! - шестнадцать, вот лев с рогами, вот златой олень...
те, что привыкли в вечном вихре мчаться, стоят и ждут в вечерней сизой мгле.
а им навстречу - тонким ручейком - идут подростки, старцы, девы, дети...
им снились сны. их звал с собою ветер. и им идти спокойно и легко.
трава почти до пояса порой, потом - по грудь, потом - уже по шею.
и ноги неожиданно слабеют, и хочется шагать на четырех.
клыки острей, лоб ниже и короче, пятно из белой шерсти на груди.
ты слышал зов? мечтал? теперь иди. Охота получает новых гончих.
лишь раз в году... ушедшим - вечный бег. оставшимся - зима, весна и лето.
печется хлеб и подрастают дети. чтоб, возмужав, взглянуть в лицо судьбе.
но кровь разбавить легче, чем вино. рассыпались по миру полукровки,
не помнящие призрачного зова, не знающие странных этих снов.
живут такие, в общем-то, повсюду, ведут свой быт, растят своих детей,
ну разве - лучше видят в темноте, а внешне, как ни взглянешь, просто люди.
лишь иногда, в преддверьи ноября, их тянет за собой неслышным воем,
осенней непроглядною тоскою - туда, где меркнет тусклая заря.
чтоб кто-то улюлюкал, гнал коней, чтоб были топот, звон, веселье, флаги...
но нет тебе хозяина, бродяга. и плач собачий тает в вышине.

(с) wolfox