Тихий, скромный, в меру старомодный, сам ничей, но всем соседям свой,
Жил да был в квартире на Обводном пожилой ученый домовой.
Не замечен ни в единой ссоре, в Новый год не напивался пьян,
В длинном коммунальном коридоре угловой облюбовал чулан,
Вечерком участвовал в беседе... Но такие начались дела:
На войну ушли одни соседи, а к другим война сама пришла.
Девять комнат, и везде — живые, но и холод с голодом — везде...
По законам дома домовые — те, кому спасать своих людей.
Холод, братцы, это не игрушка, но растопка в печку есть у них
(И откуда в этой комнатушке отыскалось столько толстых книг?)
Хорошо, помог хотя бы этим, но еще забота велика:
Ведь в квартире женщины и дети. Детям мало хлебного пайка.
Это дело делать надо рано — вот и встал пораньше старичок,
Вынул из скрипучего дивана маленький заветный сундучок.
И бомбежка, знать, не напугала, вон пошел по улице вперед:
Домовых с Обводного канала никакая бомба не берет.
Детям надо хлеба и картошки — обменяем по своей цене:
Вот они, серебряные ложки, вот часы, исправные вполне...
В дом пришел к обеду, как обычно: «Все живые? Значит, хорошо».
Положил у комнаты добычу и неслышно в свой чулан пошел.
Вышла в коридор соседка Верка и таращит радостно глаза:
Не была бы Верка пионерка, точно бы сказала — чудеса...
...Домовой справлялся понемногу, тем — продуктов, а вон тем — тепла.
А потом легла по льду дорога, и людей машина увезла.
Предложили ехать домовому, только отказался домовой:
«Ничего, — сказал, — останусь дома. Дом — он тоже должен быть живой...».
Вот письмо прислал, что всё в порядке, дом стоит, и сам он невредим...
Я вас познакомлю с ним, ребятки: приезжайте все, как победим!

(с) Айриэн