я когда-нибудь оторвусь от книг,
зашвырнув последнюю под кровать,
и уеду в неправильный reykjavik,
ледяные кубики собирать.
ворожить на соленой морской крупе,
извлекать из нёба раскаты «р»,
на водопроводной играть трубе,
подземельной лирики пионер.
буду в ступе травы всю ночь толочь,
буду к травам подмешивать злу золу,
буду снежной и нежной твоей, точь в точь
та, что стынет зря в дворовом углу.
расплетутся гривы лихих коней
под крахмальным хлопком чужих знамен,
а твоя морская? – забудь о ней!
я забыла сотни своих имен.
ты давно такую себе просил –
чтоб стояла крепко, не на краю,
приезжай ко мне! из последних сил
предпоследний шорох в себе давлю.
посмотри в ладонь, как глядят в окно,
там ползет по изгороди лоза –
ах, какое в исландии пьют вино!
золотистое, словно мои глаза.
обернусь княжной ледяных кровей,
прорастет побег из моей спины,
но чем ближе лягу – тем холодней,
и не будет в этом ничьей вины.
(с) Марина Гарбер
зашвырнув последнюю под кровать,
и уеду в неправильный reykjavik,
ледяные кубики собирать.
ворожить на соленой морской крупе,
извлекать из нёба раскаты «р»,
на водопроводной играть трубе,
подземельной лирики пионер.
буду в ступе травы всю ночь толочь,
буду к травам подмешивать злу золу,
буду снежной и нежной твоей, точь в точь
та, что стынет зря в дворовом углу.
расплетутся гривы лихих коней
под крахмальным хлопком чужих знамен,
а твоя морская? – забудь о ней!
я забыла сотни своих имен.
ты давно такую себе просил –
чтоб стояла крепко, не на краю,
приезжай ко мне! из последних сил
предпоследний шорох в себе давлю.
посмотри в ладонь, как глядят в окно,
там ползет по изгороди лоза –
ах, какое в исландии пьют вино!
золотистое, словно мои глаза.
обернусь княжной ледяных кровей,
прорастет побег из моей спины,
но чем ближе лягу – тем холодней,
и не будет в этом ничьей вины.
(с) Марина Гарбер